доверяем их дезинформации. По данным войсковой и авиаразведки, в глубине обороны противника против пятой армии создается иллюзия прибытия пополнения, осуществляется оборудование оборонительных сооружений. Я сам вместе с охотниками во время последней ночной вылазки в сфотографированных авиаторами накануне показушных окопах никого не обнаружил. По всей видимости, транспортные и пешие колонны, которые направлялись на позиции днем, ночью возвращаются обратно, создавая таким образом ощущение того, что каждый день оборонительные сооружения занимают прибывающие из тыла новые войска…
– Скорее всего, все так и есть, как ты и предполагаешь, – промолвил удовлетворенно Баташов. – Анализируя информацию, поступающую из других источников, я пришел к выводу, что немцы, информированные господином Омом, стараясь ввести нас в заблуждение, под видом усиления обороны прогоняют перед нами одни и те же подразделения. Делают все, чтобы мы уверовали в их несокрушимость и не начали наступление на этом, как мы знаем, самом ослабленном участке обороны. Теперь я вполне определенно могу рекомендовать штабу фронта при планировании наступательной операции основной удар наносить непременно на участке Вилькавир-Шавли, – заключил он.
Накануне поездки в Могилев, в Ставку, где планировалось утвердить план весенней кампании генерал Плеве решил сначала выслушать аналитическую информацию о противнике и основанные на этом рекомендации штаба фронта.
Первым выступил Баташов, который к большому удивлению штабных, начал свой доклад не с немцев, а с финнов.
– По имеющимся у меня данным, – начал он, – в последнее время противник возлагает большие надежды на Финляндию, как на своего будущего союзника…
– Ну, Скандинавия, я понимаю, всегда стелилась под тевтонов, – прервал Баташова главнокомандующий, – но при чем здесь наше Финское княжество?
– Последнее время финские власти всячески потворствуют сепаратистскому движению в рядах молодежи и не принимают никаких мер против имеющей место вербовки добровольцев в германскую армию. Всему этому есть веские доказательства. Во-первых, по берегу Финского залива заготовляются продукты и горючее в населенных пунктах, которые, в случае наступления немцев, будут заняты прежде всего. Во-вторых, в Германии близ Гамбурга в военном лагере Локштедт вот уже больше полугода обучаются военному делу молодые финны, из которых Германский генштаб планирует сформировать несколько батальонов егерей с последующей отправкой их на Восточный фронт. Там же осуществляется подготовка разведывательно-диверсионных групп для заброски в наш тыл. И в-третьих, в Финляндии ведется тайная подготовка к восстанию, которое может произойти, как только немецкие войска вплотную подойдут к Петрограду.
– Вы правы. Я непременно доложу об этом безобразии государю императору. Со своей стороны, я проинформирую в рамках дозволенного гражданские власти и порекомендую принять меры к вывозу продуктов из Финляндии и против ввоза их в княжество из России. А вы, Евгений Евграфович, свяжитесь с начальником Финляндского жандармского управления Фрейбергом и от моего имени посоветуйте ему в надзоре за населением больше внимания обратить на сепаратистов, мечтающих хлебом и солью встретить немцев, как своих освободителей. Да и «Нордзюд» пусть подготовит серию пропагандистских материалов для скандинавских газет о гонениях, которым подвергаются поляки на оккупированных немцами территориях. Может быть, факты притеснений и повального перевоспитания негерманских народов, проживающих там, поубавят сепаратистские настроения финнов…
Выслушав рекомендации Баташова по поводу наступательной операции на участке пятой армии, Плеве перевел вопрошающий взгляд на Бонч-Бруевича.
– Штаб, разрабатывая план весеннего наступления, – откашлявшись, начал начальник штаба, – исходил из того, что местность перед нашим фронтом изобилует многочисленными водными преградами, как-то – большими и малыми озерами, реками и болотами, что во многом препятствует оперативному маневру войск. Вследствие этого, рекомендуемое начало операции – не позже середины февраля, когда на озерах и реках еще достаточно крепкий лед, способный выдержать не только гужевой транспорт, но и артиллерийские орудия. По прогнозам специалистов, в третьей декаде февраля и в начале марта ожидается оттепель, которая вызовет активное таяние льда и во многом затруднит продвижение войск, что, в свою очередь, скажется на их маневренности. По чернотропу движение войск возможно только по немногочисленным дорогам, что не позволит использовать на одном направлении больших масс войск…
– Но как вы можете рекомендовать наступательную операцию «не позже середины февраля», если прекрасно знаете, что наш главный резерв – гвардейский корпус – еще не прибыл на место дислокации? – возмутился неожиданно Плеве. – Задерживается пополнение, да и боеприпасы не довезены. А это значит, что в самом лучшем случае мы сможем наступать только в конце февраля или даже в начале марта. Вы собираетесь наступать, а я только сегодня узнаю, что штурмовые отряды не обеспечены ручными гранатами и ножницами для резки проволоки, у людей нет даже защитных повязок не то, что противогаз… – При последних словах лицо Плеве, то ли от возмущения, то ли от боли перекосилось, налилось кровью, и он, резко скрючившись, чуть было не упал, но был вовремя подхвачен стоявшим рядом Баташовым.
– Что с вами, Павел Адамович? – хриплым от волнения голосом спросил контрразведчик, усаживая главнокомандующего в кресло. – Адъютант, вызовите врача!
– Не надо, мне уже лучше, – чуть слышно прохрипел Плеве, – старые раны дают о себе знать, – словно оправдываясь, добавил он и закрыл глаза.
Побледневший то ли от испуга, то ли от волнения, Бонч-Бруевич сразу же засуетился возле главнокомандующего, предлагая проводить его в расположенный за стеной личный кабинет.
– Покорнейше благодарю, Михаил Дмитриевич, вы уже помогли мне… излишне поволноваться.
Спешно прибывший доктор сразу же после тщательного обследования генерала с сожалением покачал головой.
– Ваше высокопревосходительство, я же предупреждал вас ни в коем случае не напрягаться и не волноваться, – проворчал он, щупая пульс. – Да-с, придется вас уложить в кровать.
– Никаких кроватей… – запротестовал Плеве, но доктор, не слушая, помог ему встать и медленно повлек за собой в комнату отдыха. Вслед за ним зашел фельдшер с докторским чемоданчиком. И вскоре Баташов почувствовал запах спирта и слабый старческий вскрик, который инстинктивно возникает от неумело поставленного укола.
– Все хорошо, господа, – сказал появившийся на пороге доктор, предвосхищая вопросы генералов, – Павлу Адамовичу уже лучше.
Вскоре из двери показался и сам побледневший Плеве.
– Господа, я хочу поставить вас в известность о том, что намерен просить Его Величество отставить меня от командования фронтом, – глухим, но уверенным голосом промолвил он, – ибо это уже не первый приступ моей явно затянувшейся болезни… Я был бы рад служить вместе с вами и дальше, но года и старые раны не позволяют мне этого, – после небольшой паузы добавил главнокомандующий. – А сейчас оставьте меня на попечение доктора…
Направляясь к себе, Баташев некоторое время шел по коридору рядом с молчавшим все время Бонч-Бруевичем, который, прощаясь с ним, обеспокоенно сказал:
– Вы не догадываетесь, кого Ставка может назначить вместо Павла Адамовича?
– Я полагаю, что командующих армиями
